Португалия, всю жизнь лежащая на краю Европы, одним боком соприкасалась с новизной европейского гуманизма, в то же время хорошо помнила власть кордовских халифов, а другим боком — впитывала веяния совсем уже далёких мест, которые доносились до неё с волнами океана.
Португальцам вообще свойственна эта тоска по дальнему: Магеллан, Васко да Гама, Бартоломео Диаш и другие не на пустом месте родились. Знаменитое их слово "саудаде" - тоска по тому, что скрылось за горизонтом, по странному. Всё это они привезли из дальней дали и смешали в ярком водовороте мануэлино. Острые шпили готики соединились с резными ячейками мавританского стиля, здесь же римское наследие дало свою стройность — и фламандские, и африканские, и самые экзотические, даже, говорят, индийские мотивы переплелись тут. Оно всё полно морем: повсюду изображены ракушки, жемчужины, водоросли. Сами ребристые структуры сводов напоминают какие-то кораллы. Это как безудержный, несколько даже лихорадочный сон: колонны свиваются, будто верёвки, множатся, симметрия возникает и исчезает; это как если бы Гауди жил на пятьсот лет раньше и творил бы на пару с модной нейросетью вроде Midjourney. Какой-то восторг свободы захлестнул архитекторов, чувство открытого мира.
И вот разорваны трех измерений узы
И открываются всемирные моря — как сказал Мандельштам совсем о другой стране и другом стиле.