Но неожиданно другое: роман Пастернака критиковали не только придворные идеологи. Со скепсисом к нему отнеслись и друзья, и даже явно антисоветские писатели.
Владимир Набоков заявил, пожалуй, резче всех — что „Доктор Живаго" — жалкая вещь, неуклюжая, банальная и мелодраматическая, с избитыми положениями, сладострастными адвокатами, неправдоподобными девушками, романтическими разбойниками и банальными совпадениями".
Варлам Шаламов писал самому Пастернаку в письме: "Я давно уж не читал на русском языке что‑либо русского, соответствующего литературе Толстого, Чехова и Достоевского. „Доктор Живаго" лежит, безусловно, в этом большом плане. <...> Теперь о том, что мучает меня, что так дисгармонично книге <...> о явлении грубом, резко кричащем, выпадающем из всего музыкального ключа романа. <..> Ваш язык народа — все равно, рабочий ли это, крестьянин ли или городская прислуга <...> это лубок, не больше. Кроме того, у Вас он одинаков для всех этих групп, чего не может быть даже сейчас, а тем более раньше, при большей разобщенности этих групп населения".
Ариадна Эфрон, также в письме Борису Леонидовичу: "теснота страшная. В 150 страничек машинописи втиснуть столько судеб, эпох, городов, лет, событий, страстей, лишив их совершенно необходимой „кубатуры", необходимого пространства и простора, воздуха. <...> все эти люди: и Лара, и Юрий, и Тоня, и Павел — все они живут на другой планете <...> у них нет времени на пустые разговоры, нет беззаботных, простых дней, того, что французы называют détente, они не говорят глупостей и не шутят — как у нас на земле".
Среди тех, кто приходил к Борису Леонидовичу на чтения романа, были Корней Чуковский и Анна Ахматова. Чуковский записал в дневнике 10 сентября 1946 года: "…при всей прелести отдельных кусков, главным образом относящихся к детству и к описаниям природы, он [роман] показался мне посторонним, сбивчивым, далеким от моего бытия — и слишком многое в нем не вызывало во мне никакого участия".
А слова Ахматовой Лидия Чуковская передает так: "Встречаются страницы совершенно непрофессиональные. Полагаю, их писала Ольга (Ольга Ивинская, возлюбленная Пастернака). Не смейтесь. Я говорю серьезно. У меня... никогда не было никаких редакторских поползновений, но тут мне хотелось схватить карандаш и перечеркивать страницу за страницей крест-накрест. И в этом же романе есть пейзажи... я ответственно утверждаю, равных им в русской литературе нет. Ни у Тургенева, ни у Толстого, ни у кого".